[Omela]

Макси в процессе - НОВАЯ 24 ГЛАВА

Айдахо

Замечательная обложка от хорошего друга

Замечательная обложка от хорошего друга Амона Фе:





Название: Айдахо
Автор: Omela
Рейтинг: R
Размер: макси
Персонажи: Дин, Джон, упоминания Сэма (много, потому что нет Дина без Сэма, хотя бы в мыслях)
Жанр: Джен, ангст, драма, херт/комфорт (не в первых главах)
Дисклаймер: Все права принадлежат Эрику Садомазовичу, Саре Гэмблиозовне и Джереми Чтобего Карверу
Саммари:
- В Айдахо? - Черт, Дин практически видел перед глазами тот осенний лес, подгнившие влажные листья под спиной, окрашенные смертельной ржавчиной и его кровью, листья, падающие прямо на его лицо. И почему с той охоты он больше всего запомнил холод и листья? Бредил... просто бредил. Но так впечаталось в память, что не вытравить. И отец. Еще он помнил отца. То, как он был близко тогда, так близко, что Дин почти поверил...

Примечания автора:
2003 год. Сэм в Стэнфорде. Дин и Джон охотятся вместе. Ну, или по крайней мере, так кажется.

Да, это те самые Листья. Кто в теме, поймет.
Оно долго жило в моей голове. Год целый. Мне нужно было его написать. Не знаю зачем и для кого. Кажется, для себя.
Но он будет большим и я его закончу.
Кто-то видит героев иначе, кто-то оценивает иначе их поступки. Я никого не оцениваю, не оправдываю, не объясняю. Я рассказываю историю.
Верить, соглашаться, любить, ненавидеть, игнорировать - это все право читателя.

Читать на фикбуке

Читать дальше

запись создана: 30.11.2015 в 22:52

@темы: макси, фанфики, Айдахо

Comments

[Tanhay]

У Дина еще и такая конкретная амнезия вырисовалась. Хотя при таких травмах... А где Дэвид? Свалил домой? Он что рассчитывает вернуться и продолжить жить как не в чем не бывало? Как жаль, что Дин один. Страшно.
У Джона задача тоже не из легких. Попробуй в огромном лесу найти раненного человека.
У тебя такой фик многомерный получается. Столько всего, даже лесная хижина описана так, что ты ее видишь. и лес такой влажный, мрачный и одинокий.
Жаль, что я знаю, что Сэм не придет, Дин его так ждет.
Спасибо, очень здорово.

[Omela]

Tanhay,

У Дина еще и такая конкретная амнезия вырисовалась. Хотя при таких травмах...

И не только травмах. Кадехо мог подарочек напоследок оставить. Вспомни, что случалось с жертвами? Никто не спешил домой или за помощью, все просто терялись в лесу.

Как жаль, что Дин один. Страшно.

В этих словах весь фик.

У Джона задача тоже не из легких. Попробуй в огромном лесу найти раненного человека.

Вот ему еще стресса вагон предстоит, только представь. Бедняга.

У тебя такой фик многомерный получается.

Сама иногда ужасаюсь. Угораздило же написать... почти.

Жаль, что я знаю, что Сэм не придет, Дин его так ждет.

А разве Дин может иначе? Но будет все так, как должно случиться. И в этом есть определенный смысл. Все это не просто так.

Спасибо, очень здорово.

Всегда пожалуйста. Ради этого и стараюсь.

[Tanhay]

Кадехо мог подарочек напоследок оставить. Вспомни, что случалось с жертвами?

Значит последствия яда или облизывания. Жаль что оно не анестезирует. А фик действительно эпохальный.

[Omela]

Tanhay,

Значит последствия яда или облизывания. Жаль что оно не анестезирует.

Вообще у Дна настоящая передозировка ядом кадехо, потому что он не только выпил дважды зараженный алкоголь, его еще и покусали и кровью в конце отравленной залило, когда он убивал пса. Поэтому случится может все, что угодно. И сверху всего этого - пес его лизнул.
Думаю некая анестезия или что-то похожее все же имеет место быть, с такими ранениями Дин по сути встал и пошел, а должен был впасть в шок или даже умереть от потери крови, потому что долгое время был без сознания и никак ее не останавливал. Пока он приходил в себя, он даже сам отмечал, что боль странным образом притуплялась со временем. Яд явно как-то повлиял.

А фик действительно эпохальный.

Не то слово. Тем более, что до конца еще далеко. Автор садист (или мазохист) каких мало. Я даже в Дюймах так далеко не ушла.

[Omela]

Глава 21

***

У него никогда не уходило столько сил на то, чтобы перевязать собственную рану. Куртка упала с плеч, и Дин, сидящий на земле, испугался, что обратно он ее надеть не сможет. Сырая тяжелая ткань казалась неподъемной. Снимая остатки рубашки с оторванными рукавами, Дин крепко сжимал ее, чтобы не потерять ее так же, как куртку. Рукава нашлись на ноге, обмотанные вокруг бедра, почти черные от грязи и крови. Было бы намного удобнее, если бы он смог порвать рубашку на полосы. Только он не мог. И ножа у него не было. И зубы не помогли. Пришлось привязать ее, как есть, толстым неудобным узлом и чуть не вырубиться в момент, когда он дернул посильнее, чтобы затянуть.

Перевязка заняла бесконечность и еще как минимум час. Руки не просто дрожали, они ходили ходуном, как при тяжелом случае болезни Паркинсона. Вряд ли этот убогий жгут из перекрученной ткани будет хорошо выполнять свою функцию. Но это было все, на что он оказался способен. На то, чтобы надеть куртку обратно, ушла еще одна бесконечность. Куртка успела остыть, валяясь на земле, и Дин почти пожалел, что возился с ней: настолько она была холодной и прожорливой до остатков тепла его тела.

После всего этого он долго сидел, закрыв глаза и пытаясь привести себя в чувство, чтобы продолжить двигаться. Физических сил на это уже не хватало. Оставалась только сила воли. Долг, который мог при необходимости, наверное, его из могилы поднять. Нужно было найти Сэма. Встать и найти... брата.

Он точно где-то рядом. Сэм всегда где-то... рядом.

Только мысль о Сэме и о том, что ему нужна его помощь, заставила его подняться сначала на колени, а потом и на ноги. Из-за такого огромного расстояния от головы до земли казалось, что под ногами разверзлась пропасть, в которую он вот-вот свалится.

Все, на чем сконцентрировался Дин, это движения одной ноги за другой, чтобы толкать под собой не сдвигаемый земной шар. Сизифов труд был более результативным, чем его пеший поход в никуда...

Нет. Не в никуда. К Сэму. На помощь... Сэму.

Шторм перед глазами играл тенями и светом, раскачивал, приближал и удалял предметы, заставляя мир крениться. Иногда гравитация начинала побеждать и неумолимо тянула его к земле. Спустя пару десятков шагов он оказался вновь стоящим на одном колене. С неимоверным трудом поднявшись с земли и так и не оторвав от нее взгляд, будто та была единственным, за что он мог еще держаться и не улететь в космос, Дин снова позвал:

- С... Сэм...

Он облизывал сухие губы, слышал в ответ тишину и делал еще пару десятков шагов. Дин шел дальше как сомнамбула и лишь повторял имя брата.

Сэм всегда его слышал.

Ощущение времени и расстояния покинуло его. Остались только боль и усталость, которые приумножались с каждым шагом, но их он почти научился не замечать их до тех пор, пока не дошел бы до критической точки. Но она, видимо, была еще далеко. Раз он все еще стоял на своих двоих и даже шел. Бессознательно он выбирал наиболее ровную дорогу между деревьями. Подъем даже на самый небольшой холмик забирал слишком много сил. Несколько раз Дин врезался в деревья, почти столько же спотыкался о камни и корни, едва удерживая равновесие.

Глубоко внутри него разгорался огонь, и жар от него расползался по венам во все стороны его тела. Но от этого жара не становилось теплее, скорее наоборот, отчего он кутался в куртку, сильнее прижимал к себе руки и старался меньше выдыхать, чтобы не потерять драгоценное тепло.

Спустя время его путешествие стало напоминать бесконечную адскую пытку. Он не мог понять ни времени похода, ни расстояния, которое прошел. Приблизился ли он к цели или ходил кругами. Все вокруг было словно в тумане, и время закручивалось петлями.

Где-то в густой чаще он прислонился плечом к стволу и застыл, пытаясь отдышаться. Уперся лбом в колючую кору, потому что обеими руками он обхватывал самого себя, чтобы то ли согреться, то ли не дать себе развалиться на части.

- Черт, ну и грязный же ты.

Дин сильно вздрогнул от раздавшегося совсем рядом голоса и отшатнулся от дерева.

- Сэм! - Он уставился на плечо в бежевой спортивной куртке, что выглядывало с той стороны ствола. Голос брата раздался как раз оттуда. - Сэмми, ты в порядке?

Плечо исчезло, будто брат повернулся в сторону, и Дин, обхватив руками старую ель, спотыкаясь, обошел ее вокруг. Уставился на пустоту с той стороны и чуть не упал, потеряв опору. Оглянулся по сторонам.

- Сэм?

- Где ты валялся, Дин?

Дин снова чуть не отпрыгнул. Сэм обнаружился справа от него стоящим спиной к другому дереву. Он облокотился на него, как ни в чем не бывало, и сложил руки на груди, на лице читалось что-то похожее на разочарование. Но Дина больше заботило то, что младший брат был целым, чистым, без единого видимого следа крови. Невредимым на все что процентов.

Он снова нащупал старую ель и оперся на нее, чтобы не упасть. От чувства облегчения невыносимо закружилась голова.

- Слава богу, ты живой. Я думал, что-то случилось... Господи, Сэмми...

- И вот так ты хотел проводить свое время? - продолжил Сэм, будто это была одна из их старых прерванных бесед. Может, и была?

- Что? - переспросил Дин, собирая мысли вместе.

- По уши в крови... я даже не знаю чьей. Кого ты прикончил на этот раз?

Дин отшатнулся и, тяжело сглотнув, сконфуженно заморгал, но в голове яснее не стало. И непонятно, что смутило его больше: то, что он не знал, кого он прикончил, или то, что Сэм этого тоже не знал и спрашивал у него в такой манере, будто он подрабатывал киллером в свободное время, убивая людей.

- Монстра, - ответил наконец он. Потому что этот ответ был правильным и единственным для него и их семьи. Спасать людей, охотиться на нечисть. Семейное...

- Уверен? - спросил Сэм тоном, который Дин очень не любил слышать. С ноткой снисходительности и... превосходства. Так Сэм любил задавать Дину вопросы из школьной или университетской программы, ответы на которые Дин точно не знал и не особо хотел знать, потому что в охоте эти знания не имели никакого практического значения. А Сэму было важно это чувствовать... поэтому Дин каждый раз проглатывал обиду и позволял ему не получать ответ и удостоверяться, что хоть в чем-то он лучше старшего брата. В большинстве случаев Дину было плевать. Но почему-то не сейчас.

- Сэм, где папа? - Дин ускользнул от ответа с глупой надеждой, что брат тоже переключится на более важные вещи.

- Да кого это волнует? Его самого не волнует, где он...

Черт, так стало только хуже, потому что Сэм и отец - это как масло и огонь, даже если они просто говорят друг о друге с Дином. Неверная тактика и еще полвагона боли. Дин тяжело привалился к дереву, не в силах долго стоять. От этого будто все в его организме застывало и начинало медленно отмирать. Движение - жизнь. Кто там сказал, хрен его знает, да и не важно.

- Сэмми, помоги... - резко оборвал он его, чувствуя новую волну жара, накатившую на него.

- Его никогда нет, когда нужен! Вечная картина нашей жизни - ты в дерьме, отца нет! - не унимался Сэм, отойдя от дерева, на котором так удобно до этого располагался, и размахивая руками. - Как я устал от этого всего!

Сэм резко развернулся и раздраженно пнул что-то, от чего иголки разлетелись маленьким рыжим фонтанчиком из-под его кроссовка. Провел руками по волосам, убирая их с лица в нервном жесте, и вдруг быстро куда-то пошел. Через мгновение он скрылся из поля зрения Дина.

Дин тут же вышел из опьяняющего ступора.

- Сэм? - Он распрямился, насколько это было возможно, и вгляделся в полумрак между стволами, куда отправился брат. Глаз не заметил ни малейшего движения, и в ответ ему не раздалось ни единого звука. Ни шагов, ни слов, ни даже насупленного пыхтения младшего брата. - Черт, Сэмми, стой...

Он нехотя оторвался от опоры и направился за Сэмом. Он же, черт возьми, ушел один куда-то в лес, где все еще мог бродить монстр, что напал на Дина. Трупа-то не было... монстра. Значит, он еще где-то там. Большое количество крови на одежде ничего не значило, тем более что не понятно было, чья именно это кровь. Только Дина или нет.

Сердце заколотилось в груди, когда спустя десятки шагов Дин так и не догнал Сэма. Вокруг него простирался сырой, холодный и абсолютно пустой лес, где единственным звуком был шорох игольчатых крон над головой.

- Сэ-эм! - отчаянно позвал Дин. Как он мог его потерять? Как он мог его упустить? Это же его работа, присматривать за...

Дин внезапно вышел на открытое пространство и едва не споткнулся на краю каменистой ступенчатой тропы. Он огляделся, не в силах перевести дыхание и проклиная горящий адским пламенем от быстрой ходьбы бок. Сэма здесь снова не было. Была только раздваивающаяся, как чертова рогатина, дорожка из крупных камней. Один ее конец вел куда-то в чащу заросшего елями склона, другой сворачивал круто вправо и утыкался в потрепанные торчащие из земли бревна. Две штуки. А между ними, провисая в серый тяжелый туман, болтался старый веревочный мост, который уходил, казалось, в никуда.

Мост медленно раскачивался, словно по нему кто-то совсем недавно прошел. Широкие отсыревшие почти до черноты доски лежали туго набитыми шпалами на веревочных рельсах. Над ними переплетенные в косички канаты плавной дугой натягивали опору для рук.

Дин почти не раздумывал, инстинкт всегда вел его в правильном направлении, в сторону Сэма. И в этот раз он просто не мог ошибиться, выбирая дорогу. Сэм определенно отправился по мосту на ту сторону реки, ущелья... или что там было внизу.

Некоторое время он все еще обхватывал сам себя, стараясь не думать о каждом болезненном шаге, но, добравшись до начала моста, вцепился в тугие поручни. Затем шагнул на толстые доски. Мост под ногами слегка качнулся, но выглядел вполне надежным. Зачем только Сэм туда пошел? Должно быть, он знал выход из этой угрюмой размокшей чащи. И Дину не оставалось ничего, кроме как довериться брату.

[Omela]

Чем ближе он подходил к середине, тем сильнее раскачивался мост, и в какой-то момент Дин просто потерял равновесие и завалился на одну сторону, судорожно вцепляясь руками в канат-поручень. Ноги подкосились, и он едва не свалился, мимолетно глянув вниз, где под толстым слоем ватного тумана шумела река или ручей. В тот момент, когда он дезориентированно вглядывался вниз, Сэм вдруг прошел мимо него, едва не задев плечом и сильнее раскачав старый мост.

Испугавшись внезапности появления брата, Дин отшатнулся, но, когда дернулся, чтобы схватить его рукой, было уже поздно, и тот прошел мимо. Сэм быстро удалялся от него, все еще что-то бормоча под нос. Его спина уже начала исчезать в щупальцах тумана, когда Дин не выдержал и позвал:

- Сэмми!

Сэм в ту же секунду остановился и развернулся на месте. У Дина от этого движения закружилась голова, и сердце подпрыгнуло при мысли, что Сэм может упасть. Но Сэм стоял на ногах тверже, чем когда-либо, несмотря на шаткий мост.

- Почему ты всегда делаешь это? - рассерженно спросил он.

- Делаю что? - Дин уже ничего не понимал, и у него было крайне мало сил для разборок.

- Шагу мне спокойно не даешь ступить! На пару метров от тебя отойти не даешь. Висишь тут как цербер...

- Мне немного... немного нужна помощь, Сэм, - Дину был противен собственный тон, но, учитывая его состояние, он вынужден был признать поражение и необходимость помощи.

- Это подло! - взорвался Сэм, а Дин в ответ только застонал. - Ты теперь будешь давить на жалость? Играть на моем чувстве вины? Да?

- Господи, Сэм... - Дин едва нашел в себе силы подняться на ноги и двинуться в сторону брата.

- Это называется эмоциональный шантаж, Дин! Это подлость и манипуляции! Играть на моих чувствах каждый раз...

- Сэмми, я ранен... - продолжал Дин, попутно удивляясь, что же так сильно могло разозлить Сэма, что он не замечал такой ужасающе очевидной правды перед своими глазами. Что это не было какой-то игрой или манипуляцией, а только чистой воды криком о помощи.

- Каждый раз, когда ты вляпываешься в какую-нибудь передрягу! Каждый, - Сэм злобно указал на него пальцем, - чертов раз!

Сэм вдруг развернулся и зашагал по мосту в противоположном от Дина направлении.

- Подожди... стой...

Сам того не заметив, Дин перешел на другую сторону и на подгибающихся ногах снова продолжил это бредовое преследование. Наверное, с Сэмом было что-то не так. Он был заколдован... или одурманен... или получил серьезную травму головы и бредил наяву... Какое угодно логическое объяснение происходящему с ним кошмару.

- Как только я начинал строить планы, - Сэм снова остановился и развернулся к нему лицом, - как только я собирался сделать что-то для себя в моей собственной гребаной жизни, с тобой обязательно что-то случалось!

Дин споткнулся о широкий плоский камень, лежащий сразу за мостом, и рухнул на колени. Он едва удержался от того, чтобы не упасть лицом в грязь, с трудом выпрямился и задрал голову наверх, где над ним обвиняюще нависал Сэм.

- Сэм, послушай... - начал он почти шепотом, потому что дышалось с большим трудом.

- Когда мне нужно было поехать на соревнования, ты сломал ногу и не мог вести машину. Когда у меня было свидание, ты подрался в баре, и я всю ночь таращился на твое разбитое лицо, боясь, что ты собственной кровью захлебнешься!

Сэм не только его не слушал, но и заводился сильнее, вспоминая те редкие случаи, в которых его планы рушились по вине Дина. Дин не собирался отрицать свою вину в этом, но слышать их было все равно обидно. Особенно когда он пытался достучаться до брата.

- Сэмми, это же...

- Не Сэмми! Сэм! Я уже давно тебе не ребенок!

- Где папа?

- Когда мне нужна была твоя помощь в школе, ты сваливал на охоту!

- Давай найдем папу... он... - У Дина на мгновение перехватило дыхание из-за сильного спазма мышц. - Он поможет... тебе.

- Мне не нужна его помощь! Как ты не понимаешь, что он только и делает, что гробит мою жизнь! И твою тоже, между прочим!

- Что-то не так. - Дин покачал головой, отчего она сильнее закружилась. - С тобой что-то не так...

- Со мной что-то не так?! Это с тобой что-то не так. Посмотри на себя! - Сэм махнул рукой в его сторону.

Дин действительно посмотрел – печальное зрелище – и еще больше удостоверился в теории, что с Сэмом что-то очень и очень не в порядке. Сэм не был таким... равнодушным и безразличным... если Дин был ранен и нуждался в нем. Да, он злился иногда, да, его периодически заносило, особенно если участвовал Джон. Но не так.

- Ты видел его, куда он пошел? - продолжил давить на него Дин, пытаясь узнать хоть что-то вразумительное о местонахождении отца. Было уже более чем очевидно, что сам он не сможет разобраться и помочь Сэму. Только не в таком состоянии.

- Что ты заладил? Ты вообще о чем-то другом можешь думать? Папа то, папа се, а куда он пошел, а что он подумает, да что скажет. Весь мир, что ли, вокруг него крутится? Меня это уже достало!

Сэм вдруг взмахнул руками в порыве эмоций и вновь повернулся к Дину спиной. Длинными шагами он отправился дальше в лес, крикнув уже почти через плечо:

- Вы оба достали!

- Нет, Сэм, стой! - Дин дернулся, снова чуть не упав. Оперся одной рукой о землю, прежде чем найти в себе силы встать и, спотыкаясь, отправиться догонять брата.
Больше ему ничего не оставалось.


***


Джон прошел уже достаточно миль, чтобы засомневаться в правильности выбранного направления. Рейнджеры предлагали ему присоединиться к одной из их поисковых групп, но это не входило в его планы. Вмешательство гражданских в дело начинало приобретать какой-то стихийный характер и совсем нежелательный масштаб. Они только мешали бы ему. Джон и без рейнджеров-недоучек и тем более без бестолковых добровольцев смог бы найти следы в лесу.

Когда он углубился в длинную долину между пологими склонами гор, он почти разочаровался в своем опыте следопыта. Чертовы дожди хорошо размывали все следы на земле, и ориентироваться оставалось только по другим знакам.

Он уже не ждал чудес или банального везения, как ему попалась на глаза небольшая поляна, образовавшаяся от падения старой трухлявой сосны. Сломанное дерево повалило еще несколько маленьких и лежало теперь, растопырив колючки обломанных прямых веток. Совсем жидкий подлесок по краям поляны был выломан или вытоптан, на взрыхленной земле отчетливо проступали следы борьбы.

Джон замедлился, переводя дыхание, и огляделся. Даже дождь не смог смыть вмятые в мягкую почву отпечатки ботинок, глубокие борозды, широкие следы, словно что-то тащили или волокли по земле. Места, где примятые иголки образовывали небольшие ровные участки, размерами подсказывали, что это был человек. В середине поляны одиноко лежала странная пустая бутылка.

Прежде чем отправиться к бутылке, Джон осмотрел несколько наиболее четких следов и пришел к выводу, что здесь, судя по разным отпечаткам протекторов, было как минимум два разных человека. И почти до зубовного скрежета хотелось верить, что те, что оставили неровные полоски от рифленых протекторов, принадлежали его сыну. Не хотелось притягивать надежду за уши, но что у него оставалось, кроме нее?

Как бы то ни было, следов борьбы было достаточно для очень серьезной битвы, что могло значить только одно. Если здесь был Дин, то он, скорее всего, встретился в схватке с кадехо. Дин был прекрасным бойцом, прирожденным и воспитанным, натренированным настолько, что Джона раздувало от молчаливой гордости. И пугало одновременно тем, что безрассудство сына порой граничило с безумием. Можно быть чертовски хорошим бойцом, но не суметь выжить.

Обратив, наконец, свое внимание на бутылку, Джон сначала осторожно пнул ее ботинком, а потом поднял, стараясь держать ближе к донышку и не касаться пальцами странных знаков, покрывавших стекло. Нужно ли было еще более веское доказательство? Эти знаки были очень похожи на какие-то древние письмена.

[Omela]

Сингер бы удавился за возможность почитать, что тут написано, и разгадать очередной ребус. Джон вздохнул и ненароком уставился в землю, где в одном из самых разрытых мест мог лежать мертвый кадехо. Эта тварь была невидимкой. Поэтому и доказательств смерти найти было невозможно. Но прежде чем он решился ощупать землю руками в надежде наткнуться на труп пса, откуда-то издалека раздался резкий звук, тут же отдавшийся эхом и закруживший между исполинскими деревьями и склонами гор. Стая птиц испуганно вспорхнула с высоких крон.

Джон замер и затаил дыхание. Будь он проклят. Бутылка в руке почти тут же ушла на второй план по важности вместе с невидимыми останками и была заброшена в армейскую сумку. Он повернулся несколько раз, прежде чем точно вспомнить первоначальное направление, откуда раздался этот звук, и тут же быстро натправился в ту сторону. Его подгоняли и надежда, и страх, и что-то еще недоброе, потому что он достаточно хорошо разбирался в оружии, чтобы отличить выстрел из охотничьего ружья от выстрела из пистолета.

А в совпадения он не верил. Не на их работе. Не в их жизни.


***


Он потерял его где-то по дороге. Может быть, слишком надолго, моргнув, закрыл глаза или слишком часто смотрел под ноги, чтобы не упасть, а это было крайне сложно. Его уже носило из стороны в сторону, как пьяного, и один раз он даже задумался о том, что этот факт мог разозлить Сэма еще больше. Будто Дин подтверждал его слова, вместо того чтобы опровергать все обвинения. Дину нечем было себя защитить. Тем более, когда одурманенный брат оказался вдруг слеп к жутким пятнам крови и разорванной одежде на нем. Да черт, он наверняка выглядел не лучше свежевыкопанного трупа.

Сэм ушел куда-то вперед, и Дин теперь плелся за ним, пытаясь догнать. Его нельзя было оставлять одного. Именно так. Даже несмотря на то, что он был жив, здоров и полон сил, он явно нуждался в помощи. Нуждался в Дине как никогда...

Как раньше...

Раньше?

До отъезда.

Дин растерянно остановился и огляделся. Он уже не был в силах понять, что сейчас происходило вокруг него и с ним. Очередной паршивый день в офисе или реалистичный до жути кошмар. Где-то должна была быть подсказка, но все было слишком настоящим. Особенно боль, которая вовсю резвилась в его теле. С таким ее уровнем щипать себя не было нужды.

Что ты тащишься за ним... как пес...

- Папа? - Дин оглянулся. Ему показалось, что он услышал голос отца. Прав ведь был, что они вместе на охоте?

Но ненормальную тишину вокруг больше не прервали ни голос отца, ни шумные шаги раздраженного Сэмми. Дин медленно моргнул и тяжело сглотнул. Воды бы...

В то же мгновение его желание исполнилось. Небес разверзлись холодным ноябрьским дождем, тут же зашлепавшим крупными каплями по плечам и голове Дина.

Дин закрыл глаза и поднял лицо к небу. Просящий не выбирает...

Капли потекли по саднящей, как от ожога, щеке, охлаждая кожу и успокаивая неприятное ощущение, запутались в ресницах и смочили пересохшие, растрескавшиеся губы. Он слегка приоткрыл рот и облизнулся. Хоть так.

Позволил себе лишь одно мгновение насладиться мучительной прохладой падающей с неба воды, чтобы в следующее мгновение возненавидеть ее за пронизывающий холод, поползший по телу от намокшей одежды. От любви до ненависти... Сэм тоже был невозможно противоречив и контрастен, как ледяной дождь. Спасал жизнь и убивал одновременно. Своим присутствием и отсутствием... потому что...

Если выйдешь за эту дверь...

Дин заморгал, приходя в себя от секундного забытья, и с ресниц разлетелись маленькие капельки. Он стоял на некрутом склоне, и перед ним открывался вид на неровные кудрявые ряды ржавеющих под напором осени тополей. Маленькая рощица торчала отдельно от хвойной армии, оккупировавшей горы, и яркими вызывающими цветами заявляла о своей невыносимой особенности. Уникальности среди обыденности вечно зеленых игл. Но даже яркие кляксы листьев на ветвях или пестрые ковры у корней не привлекли все внимание Дина.

Под широкой кроной, безуспешно прячась от сильного дождя, прислонившись спиной к стволу и обхватив колени руками, сидел Сэм. По мокрой челке, прилипшей ко лбу, медленно ползли капельки воды, соскальзывали в брови, а потом вдруг появлялись ниже и прозрачными слезинками торопились к краю подбородка. Вид у него был потерянный и печальный, и Дина кольнуло так сильно где-то в центре груди, что рука сама собой потянулась к сырой рваной футболке, обтягивающей ребра. Сердце пару раз споткнулось, сбивая с ритма дыханье. Дин почти не обратил на это внимания, как и на крупную дрожь, к которой почти привык.

Он пошел к брату. Инстинкт, который он толком не мог ни назвать, ни объяснить, вел его прямо к нему, заставляя отставлять куда-то в сторону все свои проблемы. Расстояние будто увеличивалось с каждым шагом, и когда Дин, наконец, дошел до старого тополя, он окончательно выбился из сил. Ни ноги, ни руки уже почти ничего не чувствовали, и усесться рядом с Сэмом оказалось ужасно сложно.

Он скорее упал, буквально в паре дюймов от плеча брата, усевшись рядом и прислонившись к дереву спиной. Уставился на мокрые пятна, покрывающие его куртку, и задышал, будто не делал этого до сего момента. Сэм поднял руку и вытер рукавом под носом набежавшую с волос влагу... или слезы... и Дину вдруг стало невыносимо больно. Настолько больно, сколько мучений может принести чувство вины. Не известной ему, не понятной, не правильной, но настоящей для Сэма. Реальной и осязаемой настолько, что брат выглядел таким разбитым, обреченным, потерявшим всякую надежду, что его кто-либо поймет. Словно все, кого он любил, вдруг предали его, потому что он...

...нормальной жизнью! Безопасной!

Дин отшатнулся как от пощечины и стукнулся затылком о ствол. Нахмурился, силясь увидеть движения губ, что могли это произнести. Но Сэм молчал, почти не двигался. Только ресницы, видимые в профиль, двигались вверх и вниз.

- Сэмми, что с тобой? - чуть слышно произнес Дин.

- Зачем ты со мной так? - вздохнул Сэм и поднял глаза на брата.

Дин напрягся в поисках ответа. Как? Что он сделал не так? Что он натворил?

- Почему ты меня не отпустил? - продолжил Сэм дрогнувшим голосом. Отвернулся от Дина и уставился куда-то перед собой.

- Что? - У Дина перехватило дыхание, будто его окатили ледяной водой. Он еще не мог понять от чего, что было такого в этих словах, и почему все вокруг внезапно будто затрещало по швам, разваливаясь. Перед глазами поплыли пятна, и он глубоко задышал, почти каждый раз вздрагивая от движений.

...я не передумаю... сколько бы ты ни звонил.

Кислорода вдруг перестало хватать, а весь засасываемый воздух словно со свистом проходил насквозь, вырываясь где-то сквозь огромные трещины. В боку черной ядовитой медузой взорвалась невыносимая боль и тут же расправила свои длиннющие щупальца. Они поползли по его телу, разнося холод и тьму. А стремительно угасающее сознание Дина пыталось зацепиться хоть за что-то... реальное.

Было ли здесь хоть что-то реальное...

Мысль как появилась, так и исчезла, теряясь в водовороте. Перед глазами заплясали темные пятна, и Дин накренился в сторону, нещадно сползая по стволу. Все, что он мог ощущать в тот момент, кроме слабого рефлекторного страха за свою жизнь, это скупую, едва бьющуюся огонечком потухающей свечи надежду, что, падая, он окажется на коленях у Сэма. В его объятьях. Ведь Сэм рядом... и он обязательно поймает его.

Даже в темноте.

[Omela]

***


Джон слышал какие-то громкие голоса уже довольно близко. Звук в лесу распространялся иначе, но его источник Джон все же нашел. Успев прилично запыхаться, он выбрался на открытое место между стенами стволов и тут же очутился в гуще событий. Здесь уже вовсю орудовали рейнджеры. Наверняка же одна из поисковых команд была рядом и тоже слышала выстрел. Только добрались они быстрее Джона.

Два рейнджера и пара каких-то гражданских, возможно, добровольцы, столпились небольшой группой вокруг чего-то на земле. Затем один из добровольцев снял с себя светоотражающий жилет, что носил, чтобы не быть подстреленным невнимательным охотником, и накрыл это нечто. Тут-то Джон и споткнулся.

Тело.

Это было человеческое тело, лежащее на земле. Темная, явно грязная и мокрая одежда, ненормальная поза на боку и видная из-под жилета рука, даже не рука, только чуть согнутые вокруг рукоятки хромированного пистолета пальцы.

Кровь отлила от мозга, от лица и от сердца и ухнула куда-то в ноги, став настолько неподъемной, что Джон замер на одном месте.

Это не мог быть... никак не мог... - упрямо твердили сознание, логика, опыт. А сердце подскочило к горлу, выстукивая только одно: подойди, посмотри, убедись.

Убедись.

Это не должен быть он.

Не может.

Ноги шли сами, будто на автомате отключившись от мозга и работая только на вегетативной нервной системе. Механическими движениями они донесли его до скопления людей вокруг одного мертвого. Все происходило будто вне его тела, а он стоял рядом и смотрел, сам себя уговаривая, рассматривая детали, отмечая отличия... различия. Отмечая, но не замечая. Основной инстинкт требовал убедиться.

Совершенно не обращая ни на кого внимания, он подошел и беззвучно отодвинул стоящих на пути плечом, присел на корточки возле тела и отвернул край жилета. Первой реакцией было закрыть глаза и не увидеть, но что-то жесткое и несгибаемое в нем не позволило. Заставило упрямо всмотреться и лишь потом закрыть глаза.

- Да, приятель, редкостная жуть, - произнес кто-то над ним. Только Джон не собирался смотреть на него, соглашаться и тем более вступать в светскую беседу и делиться впечатлением от увиденного. Он достаточно жути повидал в жизни, чтобы не ужасаться развороченному черепу. И похуже бывало, пострашнее и побольнее.
Совсем другое теперь медленно превращалось перед его внутренним взором в иллюстрацию к второсортному фильму ужасов.

- Бетчер? - просто спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Кто-то из этих людей наверняка знал ответ. Джон и сам его знал, но ему нужно было подтверждение. Печать и подпись на документе о том, что мертвое тело с отстреленными мозгами, лежащее перед ним, - это тот самый компаньон для поисков, с которым его сын покинул город. Тот самый, который предположительно был ранен из пистолета Дина, однако единственное пулевое отверстие в его теле - это выходное от пули, снесшей часть мозга и черепной коробки и разбросавшее их на полметра по лесной подстилке. Пули того самого пистолета, который Дин никогда не бросал, не терял и не отдавал никому чужому по доброй воле. Потому что это было его оружие, его гордость и его меткость, его продолжение в сияющей огневой мощи.

- Он. Кто бы мог подумать... - Кто-то из группы людей начал рассказывать, но слушать было ни к чему. Он услышал все, что надо.

Джон медленно поднялся, даже не утруждаясь накрыть труп обратно. Опустил глаза к пистолету в посмертно ослабшей руке и медленно провел рукой по лицу, задержавшись на мгновение на глазах. Это все меняло...

ЭТО меняло абсолютно все.

Кровь на берегу не принадлежала Бетчеру.

- Похоже на укусы... - они продолжили обсуждать, все еще ища в нем собеседника.
Конечно же. Что же еще? И это точно не медведь или волк - это пес. Пес, следы которого они не найдут, даже если все глаза высмотрят. И он сам не найдет. Дэвид Бетчер тоже был жертвой. Как и Дин. Две добычи отправились искать свою смерть в бесконечном лесу. Одна добыча нашла. Пришла к ней сама. К своей смерти.

Джон отошел на несколько шагов и оглянулся вокруг. Следы, где-то здесь обязательно должны быть следы. Они есть. Обязаны быть...

Без следов, за которые он мог уцепиться и снова всплыть на поверхность, окружающий лес начинал казаться страшным гиблым местом, даже несмотря на все знания о том, что и кто делает его таким. Не монстров начинал страшиться Джон, не тварей, ждущих в ночи свою невинную жертву, чтобы утолить свой голод. Не темноты он боялся и холода. Даже не кадехо. Более чем конкретного существа, которое уничтожило такое количество людей, что заслужило смерть уже давно.

Он боялся того, что ничего не сможет сделать, что окажется бессильным и беспомощным перед судьбой, уготованной его сыну. И об этом было страшно даже думать, даже на мгновение позволять своему созданию ответить на вопрос "а что, если...".

Движение и борьба, продолжение битвы. Идти, пока не упадешь, драться, пока не победишь.

Он не сдастся ни на одну долю толику секунды, пока не увидит собственными глазами, не прощупает и не убедится, что Дину он больше помочь ничем не в силах. Пока не получит его... мертвое тело...

Господи...

Заткнись, заткнись, заткнись!

От шума в ушах он не слышал, что говорят люди вокруг него. Не слушал и не пытался. Полезной для поисков информации он среди этих людей найти не мог. Они толпились и сталкивались, как морские свинки в тесной клетке, и только раздражали своими неповоротливыми тушками.

Поэтому Джон начал по спирали. Ровно от того места, где земли касался уже остывший кольт, который он поднял в момент, пока никто не смотрел. Плевать на закон, плевать на фальшивые удостоверения, плевать на все преграды и препоны. Он найдет сына, чего бы ему этого ни стоило.

Спираль сжалась и стала быстро раскручиваться от поляны, где покончил собой последний свидетель, и в затихший лес, где все еще оставались следы. Потому что Бетчер пришел сюда, прежде чем убить себя. И до какого-то момента он был с Дином. Или Дин с ним. Значит, эта запутанная цепочка доведет до места, где их следы пересекутся. В обратном порядке, от смерти к жизни, он пройдет ее, чтобы найти. Что бы ни ждало его на том конце этой нити в лабиринте Минотавра. Начало или конец.

Отключить эмоции и делать свою работу, вот что он должен сейчас. Делать ее хорошо, потому что иначе нельзя, а охать, ахать и страдать он будет потом, когда будет над чем. Или над кем. Эмоции всегда встают на пути и заставляют ошибаться. Сейчас ошибка может стоить слишком дорого.

Только Джон все равно время от времени спотыкался. Каждый раз, когда ничего не находил. И на пустые скитания взад и вперед по негустой хвойной чаще - нет, не скитания, внимательные поиски - у него уходило драгоценное время.

Дин был слишком хорошо обучен, чтобы заблудиться в лесу.

Это если он вообще жив.

Он был жив, и это даже не ставилось под сомнение. Двадцать чертовых лет Джон потратил на то, чтобы убедиться в этом. Двадцать лет учил его стольким нужным для выживания вещам, что не могло случиться ничего такого, с чем Дин не смог бы справиться. Он воспитывал, тренировал и вытачивал из своих сыновей настоящих бойцов, сильных, умных, выносливых.

Двоих... а теперь он один.

Джон замер на месте и молча посмотрел на качающиеся верхушки деревьев. Неужели это апогей его воспитания, с которым он так боялся столкнуться? Отказывал себе в вере в подобное, выращивал слепое пятно размером с Канзас там, где его усилия давали трещину из-за фундаментальной ошибки. Растил двух сыновей как единое целое, как единый хорошо отлаженный организм с единственной мыслью о том, что они всегда должны быть друг у друга. Что судьба, уготованная им, не будет так ужасна, как жизни всех жертв сверхъестественного, чей привычный уклад и мир был уничтожен в одночасье. Болью, страхом, потерями, непониманием и неготовностью принять другую сторону жизни, темную сторону.

[Omela]

Его дети были готовы к этой жизни. Жили в ней так же легко, как плавали в воде. Научились, натренировались, привыкли и адаптировались ровно настолько, чтобы встать у руля этой жизни. Быть в состоянии управлять этим хаосом...

Только вот один ушел от вас... а второй бесследно растворился в лесу, став потенциальной добычей плохо известного монстра. Потенциальной жертвой. Или уже настоящей.

Отличная работа.

И этот внутренний голос становился в своих обвинениях тем громче, чем больше времени проходило с момента его ухода с поляны с барменом самоубийцей. Никто не окликнул его и не попытался вернуть, никто не увязался за ним в его единоличных поисках. Даже несмотря на то, что теоретически находиться в лесу было опасно из-за разбушевавшегося зверя. Джон пожалел только об одном: что не стянул себе заодно и рацию у одного из рейнджеров, чтобы прослушивать их переговоры. Вероятность того, то кто-то из них найдет Дина оставалась, хоть и незначительная.

Но Джон мог доверять только себе самому. А еще мог доверять своим сыновьям. Дину мог доверять, он уже не один раз доказывал это. Только вот здесь речь уже не шла о простом доверии. Здесь лежало что-то уже более глубокое. Основанное на безотчетном страхе, так глубоко зарытом, что сказать о нем вслух было физически невозможно. Родительском страхе потерять своего ребенка. Страхе, который сметал со своего пути все добрые и правильные начинания, идеи и методы воспитания, собственные обещания и доверие к сыну, который вне зависимости от возраста все равно оставался ребенком. Страхе, который заставлял закипать злость и выливать ее на чадо порицаниями и упреками, настоящими скандалами, потому что признать этот страх было хуже всего. Перед сыном. Перед собой.

Перед Сэмом, который хотел учиться в колледже, который упорно трудился и зарабатывал своей головой на ту жизнь, что так манила его с самого детства. Настоящую. Нормальную. Без них. Без отца и брата. В одиночку. Где-то далеко и без контроля и поддержки. Это было как позволить сыну выпрыгнуть из самолета без парашюта. Невыносимо, сковывающе и выворачивающе страшно. До зубовного скрежета и нечленораздельного крика. До трясущихся рук и неконтролируемой истерики. С единственным оружием в виде злости и жалящих слов. С одной только надеждой, что одумается и не пойдет на самое страшное. Не прыгнет смерти навстречу, увидев страх в глазах отца. Не выберет этот путь из боязни не иметь возможности вернуться обратно. Поддастся самому бесчестному в жизни шантажу от самых близких людей.

Если выйдешь за эту дверь, не смей возвращаться...

Испугайся и не уходи, одумайся и вернись, не отрезай себе пути взамен свободы, которая иллюзорна.

Не беги от меня навстречу опасности, о которой даже не знаешь. О которой не могу тебе сказать, и поэтому еще страшнее. Еще ужаснее то, что ты делаешь.

Согласись, потому что у меня нет иного выхода. Нет больше рычагов, чтобы оставить тебя рядом, под присмотром, в безопасности.

Нет больше способов, кроме тех, что делают больно. Тебе. Мне. Всем.

Все зашло слишком далеко.

Настолько далеко в этой войне, что появились жертвы. Сопутствующий ущерб.

Не сразу. Не в момент падения "бомбы" на голову единственного представителя мирного населения. Нет. Как бомба замедленного действия. Биологическое оружие, что отравляло второго сына дни, недели, месяцы и годы. А теперь рвануло.
Рвануло в Джоне.

Ты только все портишь... тащишься за ним, как пес...

Рвануло в Дине.

Иди к черту...

Рвануло между ними и разорвало их на части. Разметало в разные стороны и разбросало рваными ошметками. Уничтожило.

Как он мог считать, что еще не все потеряно? На чем должно основываться это наивное убеждение, кроме безрассудного самообмана.

О чем он вообще думает в момент, когда должен искать пропавшего сына?

О том, кто во всем этом виноват?

Чем это поможет?

Скотина ты, Винчестер.


Джон остановился и прислонился спиной к широченному стволу старой ели. Неясный след вел его куда-то сюда и тут обрывался, терялся то ли перед глазами, то ли в его голове, в которой творился настоящий хаос. Отвлекал и уводил не в ту сторону.

Джон медленно сполз по стволу, присев на сырую землю между толстыми кривыми корнями, змеями уползающими в мягкую почву. Одной рукой взялся за покрытую трещинами кору, другой накрыл глаза и попытался отдышаться и привести самого себя в чувство. Как хорошо, что никого не было рядом, когда он начинал рассыпаться на части. Сумка сползла с плеча и глухо ударилась о землю, звякнув оружием внутри. Джон на мгновение выглянул из-под пальцев и уперся взглядом во что-то неестественное. В яркую полосу вспоротой древесины, как открытую рану, выделяющуюся на фоне темной поверхности корня. Еще одну рядом, параллельную, и еще... словно кто-то прошелся граблями по дереву... или огромной когтистой лапой.

Джон подскочил на месте и развернулся, стоя на коленях прямо на земле, чтобы лучше разглядеть следы когтей. То, что он чуть не пропустил, пока занимался самобичеванием и смакованием собственных душевных страданий. Это оно... черт его возьми и порви на части, если это не оно.

Он отодвинулся на пару футов назад, чтобы оглядеть место, где длинные борозды, оказывается, покрывали оба корня, будто зверь здесь рыл или рвал что-то. И земля была взрыхлена, игольчатая подстилка потревожена и разрыта.

В левое колено, утопающее в отсыревшую почву, что-то больно уперлось. Болезненно и отрезвляюще. Джон быстро глянул вниз и сдвинул ногу, чтобы убрать этот мешающий камень или ветку, и замер от тусклого блеска под слоем иголок и крошева почвы. Выдернул из земли этот предмет, пропустив его между пальцами, и поперхнулся дыханием. На него смотрел чумазый, почти уже не желтый от бурых пятен, покрывающих его почти полностью, рогатый божок. Тонкий кожаный шнурок был разорван и висел неровно, будто затвердел от засохшей... господи, крови.

Вся земля и иголки, и заблудшие листья бурели остатком почти высохшей, а затем размоченной слабо попадающим на подстилку из-за густой кроны дождем, крови. Перед Джоном, вокруг него, везде, где он касался пальцами и лишь сильнее убеждался в этом. Он слишком много повидал крови, чтобы не узнать ее. В самых разных условиях, самое разное время спустя после... убийства.

Джон сел на пятки не в силах сдвинуться и закрыл рот рукой от осознания, что впитывается в его джинсы, что покрывает его руки, что разлито вокруг него и вплавлено в почву и корни. Что он так не хотел и боялся найти.

Вместо того, кого так желал...

[Tanhay]

Так состояние Дина прописано правдоподобно и подробно, очень по настоящему и страшно, сколько он с может еще выдержать? Когда Дин забыл, что Сэм ушел и в безопасности, я это списала на травмы и яд, но вот их встреча меня потрясла и было очень интересно , и так ужасно все это прочитать, это потаенные страхи Дина или бред от яда или все вместе? Но это так жутко, то как Дин упорно и из последних сил бредет за уходящим братом и все эти слова, и что Сэм не замечает его состояния, ну чего уже не привиделось бы что Сэм ему помогает и беспокоится, хоть что нибудь хорошее ( он только понадеялся, что Сэм его подхватит, такая вера)очень одиноко в этом темном мокром лесу и в жизни. Если бы не знала, что есть продолжение, подумала бы что это все.
Очень вдохновенная часть получилась, затягивает. И мост достоин визуализации, его и так видно и слышно, но он такой завораживающий.
Я прямо аплодировала Джону, я бы никогда не разобрала в лесу откуда пришел звук. Досталось ему здесь, все передумает, хорошо, хоть он Дина ищет, а не подался куда-то. И поляну уже нашел, и пистолет вернул и кое что о произошедшем понял.
А Бэтчер совсем уж, мне его было немного жаль и я злилась, а теперь пожалуй презираю, все это заварить , такое натворить и застрелиться! Урод.
А мне -то было интересно куда он делся и как будет жить. Теперь понятно.
Буду очень- очень ждать продолжения. Глава убойная. Спасибо.

[galiandra]

Буду перечитывать, главу с Сэмом пропущу. Слишком тяжело. Яд ядом, но уж слишком сволочным представляется Дину Сэм. Надеюсь, что Джон быстрее пойдет по следам и найдет Дина. Тому уже слишком плохо, срочно нужна помощь. Жду с нетерпением.

[Tanhay]

У как-то нехорошо, что Дин без амулета. Все же здорово, что я знаю - Дин выживет.

[axinya]

Omela, скажите пожалуйста, а в этом фике есть эротическая составляющая между Джоном и Дином? (не обязательно нца, юст например, влечение) извиняюсь за тупой вопрос просто я страстный шиппер этой пары и каждый раз как вы пост поднимаете мне хочется бежать-читать

[Omela]

Tanhay, galiandra, с Дином и даже Дэвидом все происходит вполне закономерно, даже несмотря на то, что кадехо уже убит. Вспомните, что происходило с другими жертвами, которых покусали демонические псы? Они внезапно куда-то исчезали. Уходили в неизвестном направлении и не пытались найти помощь, даже если были серьезно ранены. Все дело в укусе черного кадехо, который настолько отравлен, что жертва начинает видеть галлюцинации, порожденные собственным подсознанием, своими же страхами, сомнениями, обидами, всеми темными эмоциями. А уводит их всегда кто-то самый близкий, тот на ком сконцентрированы эти эмоции.

Например, тот же самый Норман ушел к тому месту, где они всегда проводили время с его лучшим другом - старшим Бетчером. У Нормана не было своей семьи и друг был для него всем в жизни. Он его потерял и запил, потерял свою цель в жизни. В его галлюцинациях наверняка пришел Бетчер старший и увел к их озеру, где Норман, скорее всего, дошел до состояния, когда готов был распрощаться со своей жизнью. Помните? Он сидел на краю утеса на коленях. Ему ничего не стоило прыгнуть. Он был готов.

Дэвид в последнюю с кадехо битву был настолько покусан, что к нему скорее всего пришел целый отряд призраков убитых им людей. Пусть и косвенно, но он был виновен в их смерти. В отличие от остальных, у Дэвида при себе было оружие и в момент кульминации этих галлюцинаций он покончил с собой. Просто потому что мог.

Все жертвы кадехо в итоге приходили к этой готовности принять смерть. В этом заключался основной эффект яда - самостоятельный выбор. Пусть и долгим окольным путем, но в итоге они отдавали ему свою душу, соглашались на это. Они ложились и умирали, Дэвид сделал это быстрее, потому что у него был с собой пистолет и передозировка чувства вины.

И то как Дэвид выбирал людей - одиноких, брошенных, несчастных - приводило к тому, что почти все они погибали. Им не для чего и не для кого было жить. Те у кого была семья и смысл в жизни, не поддавались и видели белого кадехо, который мог им помочь вернуться домой.

Для Дина все пошло точно так же. Хотя доза яда оказалась намного большей, чем других жертв, переживает он все равно только то, что рождено его собственным разумом. Это не Сэм в действительности такой, каким он его увидел в лесу. Это его страхи воплощенные в Сэме. Страх того, что это он виноват в уходе брата. Он об этом еще не вспомнил (да, травмы и яд причастны), но подсознание вытащило этот страх в виде обвинений Дина в эгоистичности и манипуляциях. Страх потерять Сэма выразился в том, что Сэм постоянно пропадал из поля зрения. Страх стать причиной его боли, в том, что Сэм был очень расстроен и плакал из-за него. Страх того, что он слишком его контролирует - слова про цербера. Страх, что он безразличен отцу - слова Сэма, что Джону на все плевать. Страх того, что Дин может перейти границу в работе - в словах, что он не знает, что именно он убил. Все что сказал иллюзорный Сэм - это всего лишь отображения сознания Дина. Даже борьба с самим собой и ядом, попытка преодолеть дурман выразилась в мыслях самого Дина, что что-то не так с Сэмом (а на самом деле с ним) и в словах Сэма ему, что Дин не в порядке, "посмотри на себя, это с тобой что-то не так".
Все что видит Дин в брате - это отражение его самого в глазах Сэма. Самый наихудший вариант.

И между прочим, Tanhay, ты уловила про мост правильно - он настоящий, но он очень символичен. И с ним мы еще встретимся. Про него сказано еще не все.


Джону придется все это расхлебывать, но главное успеть. Ему я не завидую совсем. Потому что это очень страшно, не знать жив ли твой ребенок, воображать и ждать самого худшего, бороться из последних сил, чтобы оно не сбылось.

[Omela]

axinya, этим, увы не порадую. Здесь они только отец и сын. Канон со всеми тараканами.

[galiandra]

Omela, это я поняла. Читать уж больно тяжело. Хочется тряхнуть Дина и сказать - это же видения, не иди за ним, не выдумывай, сейчас отец придет и все будет хорошо, потерпи чуток (((

[Omela]

galiandra, не переживайте. Джон уже близко, он даже сам не понимает насколько. Долго мучить я вас не буду, скоро он его найдет. насчет "все хорошо" не обещаю

[galiandra]

Omela, ну ты не обещай, не надо. Ты сделай, ты же автор

[Omela]

galiandra, сделаю, конечно. Рано или поздно. Но так просто я с них не слезу ТАКОЕ за пять минут, пластырем и поцелуем в лобик не лечится

[Tanhay]

Какой у кахедо яд забористый и хитрый. Я поняла, что это тараканы Дина водят хоровод, и его вина и страх, а потом он эти видения забудет? Хотелось бы что бы забыл. У тебя очень атмосфера удалась, если люди умирали сделав свой выбор - умереть, то это очень чувствуется, прощание и уход, и желание уйти, у Дина оно уже то же начинает пробиваться и этот бред так подталкивает. к черте.
Джону я просто от всего сердца сочувствую, получить сына по среди леса в таком состоянии, но он будет рад если хотя бы найдет уже.
Буду очень ждать продолжение. Спасибо.

[Omela]

Глава 22

***

Старый мост качнулся, и ботинок скользнул по мокрой доске, соскакивая с края. Дин рефлекторно вскинул руки, чтобы схватиться за веревочные поручни, но пальцы не дотянулись буквально на пару дюймов, сомкнулись на воздухе ровно в ту секунду, когда под ним оказалась пустота. Дин резко вздрогнул... и очнулся.
Первое мгновение перед глазами плясали только цветные яркие пятна, и вспышки света больно врезались прямиком в мозг через зрачки. Потребовалось несколько раз моргнуть, чтобы пятна и свет перестали причинять боль и зрение пришло в фокус. Не сильно, но все же. От вида качающихся над головой крон деревьев закружилась голова. Они медленно передвигали свои лапы-ветви из стороны в сторону, меняя цвет и формы пятен листьев, будто огромный калейдоскоп со стеклышками осенних оттенков. Что самое удивительное, вместо равномерно серого бездонного неба, сверху лился солнечный свет. Будто и не было дождя буквально только что...

Или не было?

Сложно было о чем-либо думать или вспоминать, мысли не собирались вместе в целую картинку, как разнесенный ветром пазл. События, а, может, воспоминания о них, скрутились вместе в запутанный клубок.

Вокруг было тихо, только ветер шелестел в кронах над головой, и Дину отчего-то показалось, что он знает причину этой необъяснимой тишины, должен знать. Только уловить ее никак не удавалось. Еще он вспомнил Сэма, и это воспоминание отдалось колкой болью в голове и где-то в груди, а затем заставило повернуть голову в сторону, затем в другую в поисках брата.

Нигде не отыскав его, Дин попытался повернуться на бок, так, чтобы дерево, растущее рядом, оказалось за его спиной. Ноги зацепились одна за другую, собственный локоть уперся в бок, и со вспышкой неожиданной боли Дин вдруг вспомнил, что он серьезно ранен, перевязан тут и там кусками разорванной рубашки. Он вспомнил изнуряющую непрерывную боль, наползающий холод снаружи и испепеляющий жар внутри. Давно забытую дрожь. Вспомнил усилие, с которым делал каждый новый шаг и... вдох.

Вспомнил... и понял, что ничего, кроме жара и одуряющего онемения, больше не чувствует. Словно тело одновременно закоченело и сварилось, омертвляя нервные окончания и превращая кожу в толстую вулканизированную резину. Только в израненном боку пульсировала боль, на фоне равномерной нечувствительности.
Или, быть может, он просто уже был мертв? Физические воспоминания о его последнем состоянии были чертовски близки к этому.

Но беспокойство не отпускало: что-то он не доделал, в чем-то очень сильно ошибся, не досмотрел, не исправил. И это чувство вины за ужасную ошибку или проступок... Но он так устал... ужасно устал. И думать, а тем более исправлять это гнетущее нечто, не было никаких сил. Не осталось энергии, чтобы хоть что-то чувствовать, не наплевать на то, что мокрое и теплое, просачивающееся сквозь смятые слои рваной ткани, необходимо остановить. Отчего-то его это не сильно беспокоило. И то, что так редко колыхался рваный листок, прилипший к земле у самых его губ, как и то, что в тесной клетке его ребер с перебоями толкалось его сердце.

Наверное, так и надо.

- Тебе стоит отдохнуть, - раздался голос совсем рядом, и Дин медленно открыл глаза.

Сэм лежал на земле прямо перед ним, подложив согнутую руку под голову, будто бы прилег на удобный диван, а не на сырую, покрытую опавшими листьями почву. Воспоминания хлынули тягучим потоком, заволакивая все мысли и чувства. Смешанные, разрозненные и несвязанные. Об охоте в одиночку и охоте с Сэмом, о мрачном лесу и пыльной библиотеке, о беспорядке в дешевом мотельном номере и стройных стопках учебников. Об отце, громко хлопнувшем дверью, об Импале, стоящей в темноте под дождем.

Что из этого было нынешней охотой, а что событиями других дней - не разобрать. Двоящиеся картинки накладывались одна на другую, вызывая головокружение. Дин зажмурился и попытался уцепиться хоть за что-то настоящее. За Сэма, который все еще был рядом с ним.

Когда он вновь открыл глаза, брат лежал на спине, закинув руки за голову и задумчиво глядя на раскидистую крону старого тополя над головой. По его лицу и одежде медленно двигались пятнышки света, пробивающегося сквозь листву, и от этого он казался все менее реальным. Словно призрак, мерцающий, когда сил держаться за остатки бестелесной жизни уже почти не остается.

- Некоторые вещи не изменить, - произнес негромко Сэм, - что бы ты ни делал, как бы ни хотел. И их не убить как злобного монстра, не сжечь как кости, и нет заклинания достаточной силы. Что с ними остается делать?

Это был вопрос, и Сэм, произнеся его, повернул голову к Дину в ожидании ответа. Глаза его казались светлыми, отражая солнечные блики, но грустными.

- Что? - еле слышно ответил вопросом на вопрос Дин.

- Нужно понять, - сам себе ответил Сэм еще большей загадкой.

- Понять? - выдохнул Дин.

- Что есть вещи, которые ты не можешь контролировать... - Сэм вздохнул и снова повернулся небу, едва видному в маленьких дырочках между листвой. - Как бы ты ни старался, есть сила намного большая, чем ты.

Дин потерянно молчал, продолжая глядеть на брата, который, казалось, сам потонул в своих глубоких мыслях, глядя вверх невидящим взглядом. Затем Сэм едва заметно дернул подбородком.

- Посмотри на них, - произнес он, не поворачиваясь, и Дин послушно проследил за его взглядом наверх, к кронам деревьев. - Их так много, они такие красивые и сильные, такие разные: по форме, по цвету, по размеру. Не найти двух абсолютно одинаковых листьев. Каждый из них особенный.

Дин медленно моргнул и слегка повернулся на спину, стараясь не обращать внимания на то, как зажгло в боку. Ветви тополя над головой были густыми и по-своему красивыми, но Сэм говорил не о них, а о почти треугольных, ярких и многочисленных листьях, держащихся за них тонкими черешками. Желтых и сочно-оранжевых, как полыхающий в темноте огонь костра, просвеченных насквозь солнцем, шевелящихся на ветру мягкими волнами. Плавно покачивающаяся крона завораживала и убаюкивала почти непрерывным движением, так же как тихий и спокойный голос Сэма.

- Они такие сильные, - Сэм продолжал свои рассуждения. - Только подумай, сколько ветров старалось сорвать их, сколько дождей их хлестало, как палило их солнце. Как их всех дергало, рвало и терзало столько времени. - Сэм вздохнул и на мгновение замолчал, а Дин вдруг вспомнил о том, как тот надрывающимся голосом кричал совсем недавно... когда шел с ним по лесу, говоря об отце и об... нет... когда говорил с отцом про университет, что хочет... господи, он совсем запутался в том, что же он помнил. - Они держались очень долго, они столько пережили, остались только самые сильные из них... а теперь посмотри, что с ними происходит.

Дин не был настроен философствовать на ботанические темы, но, даже несмотря на это, до него начало доходить, о чем именно говорит брат. Ноябрьский холодный ветер толкнулся в тополиную рощу и качнул ветви, перебирая прозрачными пальцами листья, и сорвал целые стаи желто-оранжевых треугольничков; сдернул их с веток и потащил дальше в одному ему известном направлении. Дин лежал вместе с Сэмом на холодной земле и наблюдал, как затрепетавшие листья отрывались и уносились, а, когда ветер чуть притихал, осыпались на них ярким дождем.

- А теперь они все до единого умрут, - проговорил Сэм полушепотом. Дин отвлекся от созерцания конфетти из оторванных осенних листьев. - Без поблажек, без выбора. Без уникальности и особенности. И даже смерть их ждет одинаковая. Сколько бы они ни старались, как крепко бы ни держались, они все будут здесь. - Сэм вытащил левую руку из-под головы и поднял с земли пригоршню пожухлых коричневых и вперемешку с ними еще и желтых, недавно упавших листьев. - Видишь, никакой разницы.

- Сэм, не надо... - Дин не был точно уверен, чего именно он не хотел, но все его нутро подсказывало, что эти слова он не должен был слушать.
Сэм тряхнул рукой так, что между пальцами остался только один листок, зацепившийся черенком.

- Упрямый, - мягко проговорил Сэм, разглядывая лист. - Смотри, сколько силы. - Он взял его двумя пальцами и крутанул, поворачивая вокруг своей оси. - Яркий, жилки вон какие крепкие, цеплялся до последнего. А всё равно оторвался. И у него все ещё есть ощущение, что он не один. Вон их сколько на земле, совсем не страшно. Только есть большая разница между его веткой и толпой внизу, безликой гнилью. А он уже одной ногой там. - Сэм повернул листок и поднял его выше над землей. Солнечный свет блеснул в проеденном отверстии на одной его стороне, от краев которого расползалась тусклой ржавчиной смерть.

- Сэмми, давай найдем отца... - Все это было неправильным. На самом деле и в самом страшном смысле этого слова. И ощущение этой неправильности вихрем заворачивалось в животе, заставляя сопротивляться. Сэм не мог так говорить. Не должен был...

[Omela]

- Очень упрямый, - словно не слушал его брат. - Думал, что будет болтаться там вечно, на ветке. Думал, что главное просто крепче держаться, что ветка – это весь его мир и больше ничего не надо. И где он в итоге? Все пришло к тому, чему должно было прийти. С такой жизнью иначе не бывает. Это закон природы. Это кровь и смерть.

Сэм смял лист в кулаке, перетер пальцами, отчего между ними посыпались мелкие рваные кусочки...

Дин часто задышал, охваченный удушающим жаром, рука сама собой потянулась к источнику, и пальцы скользнули по мокрой ткани повязки. Сэм бредит... Это единственное объяснение, иначе...

Это не жизнь. Это кровь и смерть. Я хочу жить нормальной жизнью, безопасной!

- Нет, Сэм...

- Каждый лист думает, что дерево не может без него обойтись, не может без него жить. Без этого крошечного рваного кусочка. Лишь потому, что он был его частью. Только вот дерево продолжает жить. А для листьев наступила осень.

Сэм снова повернулся на бок лицом к Дину, в сереющих глазах отблескивала неподдельная грусть и темным пятном – его, Дина, отражение. Дину невыносимо хотелось сжаться в комок, зажмуриться и спрятаться от этого взгляда. От печали и жалости в нем.

- Что случилось с тобой? Сэмми, что случилось...

Упрямство против усталости. Дин сам не понимал, что побеждало, но сопротивлялся до последнего.

- Со мной? Ничего, Дин. Со мной ничего... Это с тобой... с тобой случилось.

- Я... я не помню... - Дин сглотнул, не в силах совладать с дыханием. Потянулся к Сэму рукой с одним лишь желанием - ощутить его теплого и настоящего под заледеневшими пальцами. Вернуть себя из бесконечного кошмара, что медленно сводил его с ума. - Я ничего не помню...

- Ты помнишь, Дин. - Сэм чуть вытянул свою руку навстречу, но остановился. - Ты знаешь. Это закон природы. Дерево продолжает жить и без листьев.

Перед глазами начало плыть, сердце больно ударялось о ребра, и Дина вдруг почти сковало спазмом от невозможности вдохнуть. Желанное слово "нет" не выдавливалось из горла. Все, что он смог, это качнуть один раз головой, царапнувшись щекой о грубую землю.

- Все идет своим чередом, Дин. Просто пришла осень.

- Сэм... - беззвучно выдохнул Дин, когда Сэм стал распадаться на части, рассыпаться на рваные кусочки, как разбившееся зеркало, разлетаться тусклыми разноцветными листьями, подхваченными порывом сырого ветра.


***


Джон был слишком близок к тому, чтобы начать паниковать по-настоящему. Рогатый амулет впивался в руку с такой силой, что, казалось, вот-вот проткнет кожу. Только эта боль была тем единственным, что помогало ему сосредоточиться. Вытесняла из головы навязчивые истеричные мысли о том, что же на самом деле произошло с его сыном, затмевала жуткие картины, рисуемые нездоровой фантазией, подкармливаемой слишком богатым жизненным опытом. И так до бесконечности и по кругу, наращивая интенсивность и красочность.

Хоть бей себя по лицу, отрезвляя: нет тела, нет смерти...

Да, от Мэри много осталось, какая паршивая заплатка на твою совесть, Винчестер.

Но иного все равно ничего не оставалось, кроме как самого себя убеждать в том, что самое страшное не случилось. Когда он поднялся с земли, а отсыревшие джинсы противно прилипли к коленям, хотелось только одного - никогда не находить эту поляну и залитую кровью сына разрытую землю. Потому что это было сродни воплощению в жизнь худших кошмаров.

Мысль о том, чтобы сообщить рейджерам о находке, даже не возникала. Твердой уверенностью зрела мысль, что это его личное дело и никто не в праве - из этих людей точно - вмешиваться в охоту... Нет, не охоту. Поиски, спасательную миссию. Найти и вернуть. А о смерти он еще успеет подумать.

Где-то над головой, в просветах между колючими лапами елей, разорвав толстый матрас дождевых облаков, выглянуло солнце, словно собираясь приукрасить момент. Сделать контраст еще более жестоким, будто всего найденного было не достаточно.

Сглатывая тяжелый ком в горле, Джон осмотрел поляну, найдя при этом отчетливые следы еще одного человека - Бетчера - и очевидной борьбы. Здесь они боролись оба, и, очевидно, оба проиграли. Битва не считается победой без уничтоженного монстра и выживших жертв. И тем более охотника. Пусть даже по таким критериям и выигрышных охот практически не бывало.

В процессе поисков надежда все же забрезжила, когда на краю поляны Джон обнаружил следы Дина, уходящие дальше в лес. Дин ушел отсюда сам, и для Джона это было большее, чем то, на что он мог надеяться. Оставалось только верить, что упрямый отпрыск ушел не слишком далеко, и его путь не закончился вместе с его жизнью.

Спустя примерно полчаса след исчез на размытой дождем поляне. Учитывая, что и до этого он петлял и обрывался несколько раз, Джон и не удивился, что, сколько бы он ни обходил всё вокруг, ничего найти он так и не смог.


***


Каждый лист думает, что дерево не может без него обойтись.

Взгляд медленно поднимался по темной коре дерева, стоящего чуть поодаль, точно такого же, какое возвышалось над его головой. Сильного и неподвижного с могучими корнями, уходящими глубоко в землю, старого и мудрого, прожившего несколько жизней Дина и способного прожить еще столько же. Потому что дерево знало, зачем оно живет... когда у жизни есть цель, она почти бесконечна. Только листья, счастливые идиоты, этого не знали. Ни зачем живет дерево, ни зачем живут они сами. Болтались и радовались своей маленькой миссии - стать частью чего-то большего, непостижимого и недостижимого им самим.

Отсюда, с земли, они казались особенно крошечными. Незначительными каждый по отдельности. До момента, пока, качаясь на своей тонкой ножке, которая позволяла худо-бедно им держаться за свои мирок, они не отрывались. Вот тогда их миссия и заканчивалась. Они медленно падали вниз, притягиваемые гравитацией мокрой земли. В один миг... И пусть они задолго были предупреждены о своей скорой смерти, когда ослепляюще-оранжевое пламя осеннего цвета поглощало их свежую зеленую плоть. Пусть эти безумно-беззаботные листья и внесли свой вклад в жизнь дерева за те несколько месяцев между весной и осенью, между рождением и смертью. Теперь для них не оставалось ничего.

Закон природы.

Сколько бы он ни цеплялся, как сильно бы ни хватался... сейчас он чувствовал, как падает вниз. Чувствовал, как пустота расползается тягучей тяжестью по его венам. И теперь ему осталось только это падение.

Дерево продолжает жить без листьев.

Его семье... будет намного легче дышать без балласта. И папа... и Сэм. Они точно знают, чего хотят от своей жизни. Знают, в какую сторону повернуть свои ступни, чтобы пойти выбранной дорогой. Знают, как широко шагать, чтобы достичь желаемого.

А он...

Он может болтаться на ветру. Долго. Держаться на одной только к ним любви и не видеть завтрашнего дня.

И не думать.

Не думать ни о чем, потому что его жизнь хороша такая, какая она есть. Потому что ему надо так мало, чтобы продолжать существовать.

Листья падали мягко и беззвучно. Прямо на землю, встречая там своих собратьев, своих товарищей, своих родных и незнакомых. Тех, что упали с того же дерева, или с соседнего, или тех, которых принес сырой осенний ветер. Ветер - главный палач осенних листьев. Он отрубал их тонкие ручки-вены от веток деревьев, отрывал их от родного дома, разлучал их, унося, кружа, трепля и разрывая, чтобы уронить туда, где их встретит великое ничто. Где они будут долго лежать на сырой, омытой дождями земле и ждать, когда их тела покроются кровавой ржавчиной гнили и не превратятся в пыль, впитаются в почву, не оставив и следа на том месте, где они только что лежали.

Потому что листья не живут без деревьев.

Как и он...

[Omela]

Прошла и боль, и парализующая дрожь, прошли и сожаления, как ливневые дожди. Мимо. Оставив только мокрый след в виде дорожки, бегущей по его виску. Это все слишком яркий свет, что причинял боль его усталым глазам. Это только свет, а не слезы. Воины не плачут, они оставляют пост молча, выполнив свою миссию. Он отдал все, что у него было, и больше ему нечего было предложить брату и отцу. Им всегда было недостаточно этого... всегда недостаточно его. Как бы ни отжимал он себя до капли, пока не оказался совсем пустым.

Потому что осень пришла.

Не оставалось сил на глубокий вдох, не оставалось желания моргнуть, чтобы расплывающиеся огненные пятна перед глазами исчезли. Хотелось замереть и остановить мгновение вокруг себя. Застыть, так же как вмерзают в почву опавшие листья с приходом холодов. Дать снегу подобно савану накрыть себя и убаюкать в желанный сон. Закрыть глаза.

Все идет своим чередом.

Откуда-то издалека слышалась музыка. Какая-то знакомая мелодия, повторяющаяся, как и мерное движение листьев над его головой. Снова и снова. По кругу. Но невыносимая усталость желала поставить точку. Включить тишину и в музыке, и в сердце, и в тающих мыслях.

И растворяющимся образом перед глазами плыл Сэм, рассыпающийся на ворох листьев. Мираж.

Мираж, за которым Дин гнался всю свою жизнь. Заглядывал в него как в зеркало, надеясь увидеть в нем что-то до боли желаемое. Такое же безумное и бессмысленное, как и сам Дин.

Сэм был всего лишь миражом. Его фантазией, ожившей перед глазами, только чтобы отыграть свою роль. Дин гнался за ним, разговаривал с ним, пытался его убедить, вернуть, спасти. Все то, что делало Дина самим собой. Только настоящий брат был очень далеко отсюда. В месте, где осенью не опадают листья и не гниют под ногами, заставляя скользить и спотыкаться. Где у Сэма было свое место в той жизни, которое он выбрал сам.

У Дина тоже оказалось свое место и время. Последняя точка в многоточии его существования, где-то между осенью и зимой.

Но прежде, чем ее поставить, Дин должен был сделать одно важное дело.
Он оторвал прилипшие к ткани пальцы, не обращая внимания на то, как вместе с этим что-то оторвалось и с его кожи, и теплая змейка заструилась вниз, растворяясь в одежде и впитываясь в землю. Все равно он уже не мог держать повязку достаточно сильно. Да и не видел в этом большой надобности. Смысла.

Подушечки пальцев перебирали складки куртки в поисках кармана, почти ничего не ощущая. Где-то там внутри оставалась последняя ниточка, способная соединить его с Сэмом. Он должен был закончить то, что начал. Сдать пост, уходя с выполненной миссии.

Телефон нашелся не сразу, затерялся где-то вперемешку с мусором и важными, должно быть, вещами, что наполняли его карманы. Телефон был скользким и пытался вывернуться из рук, но Дин плотно прижал его к собственному телу и стал двигать вверх, в сторону лица. Остановив руку возле сердца, он вслушался в редкие удары, что отдавались с той стороны. Если бы только Сэм мог их слышать, может быть, он тогда смог бы...

Что?

Понять?

Вернуться?

Остаться?

Выдох вырвался из груди Дина беззвучным смехом, скорее похожим на конвульсии, губы растянулись в усмешке и треснули, иссушенные жаждой и ветром. Кого он пытается успокоить? Собственные страхи? Утолить собственные желания? Мир никогда не крутился вокруг этих двух нелогичных вещей. Мир никогда не знал о них, потому что они были заперты слишком глубоко и забиты ногами, только бы не показаться на свет.

Пальцем Дин нащупал нужную кнопку. Единица. Сэм всегда был, есть и будет номером один.

Он подтянул телефон к лицу и приложил к щеке, едва дотягиваясь до уха. Длинные гудки едва слышались со стрекотом мелких помех. Обратный отсчет в бездну. Без чисел, просто ударами сердца и хрипящими гудками.

- Алло? - прозвучало в трубке, и от невесомости, подхватившей Дина откуда-то со спины, закружилась голова. Земля медленно растворилась вместе со всеми словами, что Дин хотел бы сказать брату.

Господи, Сэм, как я рад услышать твой голос. Тебя настоящего, живого.

Дин сделал глубокий вдох, но не смог выдохнуть ни единого слова, будто голосовые связки кто-то внезапно залил клеем.

- Алло? Кто это? Дин? - послышался торопливый, обеспокоенный голос.
Сознание только и могло, что орать на сломанной ноте: Сэм! Сэм! Сэм! Сэм!

Голос не собирался подчиняться от разрывавших Дина эмоций, которым он не мог дать объяснения. Он вспомнил все и сразу, от начала и до конца. И где он сейчас находится, и охоту на кадехо, и спятившего бармена, и отсутствующего отца, а еще он вспомнил, что Сэма с ним не было вот уже два года. И охватившие его чувства, казалось, вот-вот разорвут его на две неровные части. Одна его часть была безумно рада, что Сэм не был ранен или заколдован, что он не вел себя крайне странно и не бредил, и не блуждал по лесу... и не плакал под дождем по вине Дина. А другая хотела отчаянно завыть только от осознания всего этого.

- Дин? - вдруг разом погрустнел голос Сэма в трубке. - Это ты? Не молчи.

Я смогу... смогу... Дин с болью в груди закрыл глаза и сказал только одно слово:

- Сэм... - Господи, как тяжело произносить его имя, как невыносимо. Что сказать? Как сказать? Прощай? Прости? Я ошибся? Что? - Сэм... кажется, осень пришла...

Странные слова сформировались на языке сами собой, но Дину отчего-то казалось, что нет ничего более осмысленного и точного, чем эта фраза, что могло передать происходящее с ним.

Он поймет, Сэм обязательно поймет, он всегда понимал меня с полуслова, с полувзгляда и полувздоха, ведь мы на одной волне.

- Дин? - недоуменно переспросил брат, будто не веря своим ушам. - Ты что? Ты что... пьяный?

Нет! Нет! Нет! Я не пьян... Боже, Сэм...

- Сэм... листья...

- Проспись уже! – с разочарованием в голосе ответил Сэм и затем, будто уже отдаляя трубку от лица, добавил затихающим голосом: - Боже мой, не могу поверить...

В трубке щелкнуло, и остались только короткие гудки и громкое эхо в ушах Дина.

Так, наверное, даже лучше. Он должен радоваться, что Сэм живет такой жизнью, в которой внезапно позвонивший брат, несущий полный бред, может быть всего лишь пьян.

Самое страшное, что придет тебе в голову, что твой давно заброшенный старший брат пьян... Просто пьян...

Прости, Сэмми... я живу в другом мире... как хорошо, что ты в нем больше не живешь. Значит, ты свободен, значит, ты вырвался... значит, теперь я могу отдохнуть.

Невыносимая усталость будто выдувала из него остатки сил, завывала внутри него, как ветер в иссушенном каркасе корабля, давным-давно севшего на мель. Телефон в заледеневших пальцах замолчал, и рука вместе с ним медленно сползла на землю. Листьев падало все больше, многие из них мягко укладывались прямо на него. И так сильно захотелось, чтобы они покрыли его с ног до головы, чтобы ничего не осталось видно, чтобы он бесследно исчез в тишине. Просто закрыть глаза и уснуть.

Прости...

[Omela]

***


Как он мог быть таким идиотом? Вот как?

За столько часов в лесу, сходя с ума по пропавшему сыну, не вспомнить про телефон в кармане и не проверить связь. Гребаный обжитый заповедник со всеми удобствами для толстосумых "охотничков". Он же... он же шел к вышке на пике Айрон именно с этой целью, пока не наткнулся на следы Дина, его битвы с монстром и возможной... смерти? Нет, не смерти.

Когда эта мысль его наконец-то посетила... Ладно, когда он наткнулся на телефон в кармане в попытке найти свою флягу и привести себя в чувство глотком виски. Потому что это было невыносимо. Абсолютно и совершенно невыносимо, да так, что хотелось либо напиться до смерти, либо убить что-нибудь достаточно злобное, чтобы истратить все неистраченные силы и негативные эмоции. А эмоций накопилось уже на маленькую армию монстров.

Он уже так долго ходил вокруг да около, постоянно мимо, но чувствовалось, что где-то рядом. И какой же более ужасной иронией могло стать, что, только потянувшись от отчаянья к бутылке, он встал на верный путь.

Номер сына он набирал еще до того, как мозг до конца осознал то, что видят глаза. Одно жалкое деление сотового сигнала.

Тяжело дыша, как после многокилометрового марш-броска в гору, он стоял, будто врос ногами в землю, и вслушивался в длинные - длинные, черт возьми! - гудки в телефонной трубке.

Возьми! Возьми! Возьми!

Я приказываю тебе!

Джон втирал остатки засохшей грязи и крови, забившейся в линии на ладони, в шершавую ткань джинсов на бедре бесконечным нервным жестом.

Бери! Бери! Бери! Черт тебя возьми!

Гудки перешли в сообщение на автоответчике голосовой почты, так и не прервавшись настоящим голосом сына. Джон разочарованно выдохнул. Это было бы слишком просто. Так в жизни не бывает. Если Дин не брал трубку несколько дней, то какие шансы, что именно сейчас он решит сделать это? Но он ведь мог попросить о помощи, если что-то случилось? Мог ведь?

Джон сбросил звонок, не оставляя сообщения, и снова перезвонил, чтобы послушать длинные гудки, а потом еще раз, и еще. Может быть, он не слышит?

Или не может ответить.

Интересно, сколько можно прятаться за один своим отрицанием? Будто, если скажешь "нет, он не мертв, он в порядке", он действительно окажется живым. Настолько ли материальны мысли? Настолько ли непоколебима его самоуверенность и вера в собственное воспитание и тренировки, чтобы надеяться, что всех этих часов, дней и лет хватило. Именно сейчас было достаточно, чтобы сын остался в живых. Ведь именно в этом была главная цель.

Он не был уверен, что способен сдать такой экзамен. Прямо сейчас. Без подготовки и предупреждения.

Прервав попытки дозвониться, Джон прибег к другому способу поиска: открыл программу GPS и почти подпрыгнул, когда на грубой схематичной карте на маленьком экране отобразилась точка. Господи, точка! Вот он, Дин, практически на его ладони, а он как истеричная баба ходит кругами по лесу, распуская сопли на каждом дереве. Джон в ту же секунду бросился к собственной сумке и достал оттуда карту, чтобы сравнить со схемой в телефоне и пометить на бумажной карте нужное место крестом.

Хотелось выдохнуть с облегчением, но еще было не время. Кем бы Джон ни был за свою жизнь, он точно не был бездумным оптимистом. Слишком много дерьма, чтобы верить в лучшее за каждым поворотом. Скорее наоборот.

Наспех собрав сумку и сложив карту несколько раз, чтобы удобно было держать в руке, он почти бегом отправился в ту сторону. Это было большое расстояние. Достаточно большое, чтобы трижды сойти с ума от переживаний в дороге. Нужно было спуститься вдоль склона и взобраться на другой, где-то там пересечь реку, показанную на карте тонкой синей ниткой. Но это всего лишь несколько миль, это не десятки и сотни запутанных горных троп и непролазных дебрей во все стороны. Это не весь заповедник, как черная дыра без конкретного направления.

Вот он!

Ноги сами собой несли его в указанном тусклым экраном направлении, пусть и спотыкаясь на каждом неудачно торчавшем из земли камне или корне. Время от времени он останавливался и сверялся с картой, отыскивая вокруг себя ориентиры. Из рваных дыр в светло-серых тучах вдруг выглянуло солнце, пятнами раскрашивая склоны гор, простреливая сверху вниз густые тени под пушистыми лапами елей подобно пулям.

Чем дальше он шел, тем тише становилось вокруг, редели и растворялись привычные звуки леса, щебет птиц, оставляя только почти бумажный шорох качающихся елей и сосен. Выйдя на очередной просвет между деревьями, Джон остановился на каменистой тропинке, очевидно, протоптанной людьми, и вгляделся в карту. GPS безбожно врал, грубо округляя координаты, Дин мог быть в любой точке приблизительного радиуса в полмили шириной. Необходимо было выбирать, решить в какую из возможных сторон двигаться дальше, потому что дорога раздваивалась, уходя одним хвостом в заросшую лесную чащу, а другой на обветшалый веревочный мост, переброшенный через узкую речку, зажатую между каменистыми берегами.

Он стоял так минуту, пытаясь принять правильное решение. Промах мог слишком дорого обойтись. Он и так в жизни слишком много раз ходил не по той дороге. Уже и не сосчитать. Только не в этот раз. Лишь бы не в этот раз.

Взгляд сам собой притягивался к мосту. Старому, с растрескавшимися потемневшими досками, с растрепавшимися веревочными поручнями. Он плавно раскачивался на несильном ветру, будто от сонного дыхания исполинского монстра, и Джон не мог отделаться от ощущения холода, исходящего от этого моста. Холода и тьмы, сочащихся, как смола из свежего сруба.

Тьма ходит за его семьей по пятам. С того самого дня, как... просто с того самого дня. Тьма ведет его всю последующую жизнь, и чем дальше, тем глубже. И наверное, именно поэтому сейчас она словно притягивала его в том направлении. Будто магнит, невидимой силой тащила его ноги к себе.

Сожрала ли тьма его сына?

Бьющееся сердце было ответом, и Джон повернул в сторону моста. Каждый шаг качал его, вызывая безотчетный страх падения, ноги скользили по подгнившему дереву, но цель была важнее. Уже не глядя на слишком редкие доски, Джон пересек середину моста и уставился в исчезающую на той стороне землю. Каменистый берег сменялся склоном, уходящим вниз, и казалось, будто это край земли. А за краем стояли ослепляюще-яркие, почти до боли в глазах, огненные кроны тополей. Как разбушевавшееся лесное пожарище, небольшая рощица "полыхала" на ветру в ярком пятне солнечного света, что свалился на нее с неба из облачных дыр.

Наконец, спрыгнув с порога моста, Джон замер на мгновение и взглянул на экран телефона: слишком мелкая карта на скромном мобильнике, слишком большой масштаб, чтобы не ошибиться, слишком много шансов на провал.

К черту его.

Он запихнул телефон в карман и упрямо двинулся вперед, вниз со склона ноги словно шли сами, или это вел его собственный инстинкт - стрелка компаса, ведущего отцов к их детям. Того самого, что отвечал за продолжение жизни, за бессмертие.

Как хотелось бы в это верить...

Чем он подходил ближе к деревьям, тем больше растворялась тропа под пестрыми кляксами листьев, терялась, превращаясь в сырую почву без следов. Ветер срывал с верхушек новую охапку и играючи сыпал ее вниз. Вот тогда Джон и увидел...
То, чего так боялся, отчего дрожали руки, и ноги хотели повернуть назад, чтобы не найти... не дай бог. Кровь отлила от лица, и в ушах зашумело, ноги потяжелели, отказываясь идти дальше.

Он не выглядел живым. Совсем. И чем ближе подходил Джон, пересиливая себя каждый шаг, тем больше в этом убеждался, и тем страшнее хотелось кричать. И уже реально. Наяву, так, чтобы содрать горло в кровь и выжечь легкие до сухого пергамента. Каждый шаг, как на расстрел, где его поставят на колени перед забрызганной кровью бетонной стеной. И без последнего слова, без последнего желания. Просто пулю в голову, без предупреждения и лишнего вдоха.

[Omela]

Господи, Дин...

В нескольких футах от сына Джон остановился и разжал руку, которая до этого держала сумку; та гулко бухнулась на землю, звякнув оружием внутри.

Он лежал на спине, неловко перекрестив лодыжки, безвольно откинув руку на землю, в которой лежал телефон… господи. Одежда потемнела от влаги, грязи и крови, кожа казалась серой под слоями пятен и потеков. Голова была чуть запрокинута, будто он долго смотрел в небо перед тем... как...

Заострившиеся черты лица, изменившиеся почти до неузнаваемости, но в то же время те же самые, знакомые, родные, любимые в давно умершей жене и озорном малыше с длинной челкой. Нереальные от раскрашивающих кожу пятен света.

Джон сделал два шага и медленно опустился на колени, готовый принять ту пулю. В душе, что-то громко кричало, глаза искали хоть одно малейшее движение – доказательство, что он все еще... не ушел, не покинул, не бросил... а руки тянулись. Просто взять... неважно все... свое дитя.

Сам того не осознавая, он сел и согнулся как под невыносимой тяжестью, протянул руки и скользнул одной из них под шею и плечи Дина. Ледяные... недвижимые. И в этом почти объятии оторвал от земли, поднимая к своей груди. Бессознательным жестом, бессмысленным, невыносимым и неостановимым.

Этого не может быть...

Вторая рука потянулась к лицу, чтобы коснуться того места под подбородком, что сейчас поставит точку... в сердце и в душу, отправляя ее в ад за самый страшный грех.

Но до того как он успел притронуться к нему, Дин медленно открыл глаза и посмотрел прямо на него, встретившись точно с его взглядом, будто зная...

Джон резко выдохнул со стоном, и земля ухнула куда-то вниз из-под него, оставляя без воздуха в груди и мыслей в голове.

Живой...

- Дин?

Растрескавшиеся, почти белые с синевой губы шевельнулись.

- Папа...

- Дин... О, господи, Дин... - Джон замешкался на мгновение, задержав руку над его лицом, будто не уверенный в том, что имеет право коснуться, дотронуться так, как давно не позволял себе.

Но Дин, ровно одно мгновение смотревший на него, медленно перевел взгляд с его лица куда-то наверх, зрачки светло-зеленых глаз медленно сузились, ловя солнечный свет, рваными бликами падающий на него сквозь листья тополя над их головой, и застыли, видя что-то свое, недоступное Джону.

- Папа... - одними губами произнес он еще раз.

Джон замер, чувствуя, как отказывает сердце. Орган, который давно, казалось, уже был мертв, напомнил о своем существовании нестерпимой болью от вида застывшего взгляда сына. Неподвижного. Далекого. Неживого.

- Нет... нет, нет, - Джон встряхнул Дина свободной рукой. - Ты должен был позвонить... Должен был взять трубку. За все это время! Должен был! – Сердце, протестуя, билось внутри, мозг разрывал голову словами "не должен был, не должен, скотина ты бездушная. После всего...". Душа не унималась. - Ты должен был позвонить! Я же приказал! – Было неясно, чего в его голосе больше: мольбы или упрямства от скотского характера. - Дин! - прикрикнул он, снова встряхивая его за плечо, желая только одного: хоть какой-то реакции, любой.

Дин заметно потяжелел в его руках, словно влажная темная ткань его одежды впитывала в себя еще больше, притягивая, прижимая к земле, забирая у него. Остановившийся взгляд, устремленный вдаль, так и не сдвинулся, ресницы вздрогнули один раз и медленно опустились, смыкая веки.

- Нет, - выдохнул Джон, как в трансе качая головой. - Нет! - Наплевав на все сомнения, он отчаянно, дрожащей рукой коснулся лица сына, провел по волосам, в которых запутались мелкие обрывки листьев, по холодной щеке - все слова, все чувства, давно забытые, зарытые и затоптанные тяжеловесным эго, промелькнули в одном жесте. Жесте человека, нашедшего и потерявшего в один миг. - Нет, сынок...

[Tanhay]

Как ты пишешь! (Это восторг). Я еще когда в самом начале главы прочитала, что Дин чувствовал жар и онемении, подумала, что так умирают, не то что бы я пробовала, но наверно это как-то так. И последующий текст это только усиливал, у тебя очень цельное произведение, как ты так делаешь?
И с листьями теперь все понятно, а то после краткой зарисовки я думала, что может листья- это то , что Дин видел перед собой, потому и говорил, а выходит это о смерти и одиночестве, дерево проживет без листьев, а семья без него. Жутко, он же действительно так думает, в нормальном состояние запихивает мысль подальше, а сейчас просто все вырвалось. И он же все вспомнил и согласился сдаться, потому что никого нет. Как жаль, что он один, если бы кто-то был рядом, Сэм, было бы лучше, легче,но хорошо, что Джон уже нашел его, и я ему очень сопереживаю, найти живым - это уже облегчение, но надо же как-то вытаскивать, а все очень страшно.
И эта почти потеря сына наверняка подтолкнула Джона в подобной ситуации продать душу, но защитить своего ребенка.
Текст замечательный, и эти листья, страшно, но шикарно, спасибо.

[Гость]

Ох уж эти "Листья"... Сколько ни читай, без слёз не получается... Дин... Джон нашёл его... И это же ещё не всё? Ведь должно же всё быть хорошо... Умеете же вы, Omela, довести читателя до нервного срыва.... И это после просмотра первой серии 12 сезона, когда ещё не отошла от переживай за Сэма....
Omela, вы самый лучший автор! - tatka

[Omela]

Tanhay,

у тебя очень цельное произведение, как ты так делаешь?

Продумываю, держу в голове, записываю и перечитываю.

И с листьями теперь все понятно

Так и было задумано с самого рождения Айдахо. Должен же был быть смысл во всем этом бреде.

то уже облегчение, но надо же как-то вытаскивать, а все очень страшно.

Ему еще предстоит спасти сына, найти мало. Не завидую Джону.

Спасибо за твои отзывы!


tatka,

Omela, вы самый лучший автор!

это вряд ли! Но спасибо! Люблю доводить читателя до ярких эмоций. Хорошо, если получается.

[galiandra]

Ну слава богу, нашел. Теперь накал должен немного отпустить. Ведь мы знаем, что он останется жить, а значит все должно быть хорошо. Нужно только набраться терпения и немного подождать. Очень хочется комфорта для Дина в конце концов. Эх, испереживались за него уже

[Omela]

galiandra, главное, чтобы все читать не бросили, раз уж накал отпустил. А то не узнают, что не все так просто, как хотелось бы!
Спасибо, что читаете!